Спектакль «Гадюка», созданный по мотивам одноимённой повести Алексея Толстого, на сцене Новосибирского музыкального театра идёт почти десять лет. Эта неклассическая постановка соединила в себе глубокую взрывную драму и яркий стилистический модерн. Полное отсутствие разговорных сцен компенсируется максимально живым вокальным и пластическим взаимодействием исполнителей. Спектакль до сих пор остаётся абсолютным событием в репертуаре театра.

Мюзикл-драма, получивший главную российскую театральную награду, поставлен Гали Абайдуловым на музыку известного композитора Александра Колкера. Это полувольное прочтение первоисточника. Авторы изменили некоторые события, в том числе и финал, который, к слову, менее трагическим не стал.

Красивая «нэповская» картинка открывает предстоящую драму: молодежь в беретках беззаботно пляшет, размахивая красными флагами, поёт, то ли радуясь переменам, то ли исподтишка подхихикивая над ними. Собственно, когда есть повод радоваться, надо радоваться. Становится не по себе — у этих людей всё замечательно, в то время как ты буквально уже готов страдать согласно жанру. Стиль безоблачного благополучия, который легко подхватить в первые мгновения, как будто раздвигается, отходя от массовости и подавая на первый план главный объект развития общественных событий — коммунальную квартиру.

Коммуналка, в которой приходится существовать главной героине Ольге Зотовой, ни дать, ни взять — самый настоящий «гадюшник». Её обитателям «что монархия, а что республика»: было бы с кем поругаться, с кем выпить и над кем посмеяться — три основных составляющих общекомнатной стабильной жизни. Но гадюкой в «гадюшнике» сделали именно Ольгу: она «не такая». Пройдя через множество лишений, через ужас Гражданской войны, героиня не смогла вернуться в реальную жизнь, а помощи ей очевидно и ждать неоткуда. Она встречает лишь осуждения, бесконечные насмешки и советы провериться у врача на предмет венерических болезней (что ещё делать молодой девушке на войне?). Вместе с Ольгой остались воспоминания и поистертая военная форма, которой она не изменяет с того момента, как впервые надела гимнастерку и шинель.

От перемирия к перемирию. От жажды к равнодушию. Судьба Зотовой рушится, героиня остается одна в самом пекле — на кровавом изломе истории страны. На вопрос: «как так случилось?», — не ответить однозначно: она калека своего времени. Оказалась в госпитале по вине белого бандита Вальки Брыкина. На войну пошла за командиром Емельяновым, который очаровывает её своей эмоциональной и яркой по сценическому решению арией, представляя атаку как бурное столкновение свобод «лава на лаву». Пока Ольга влюблена — она жива. Вместе с известием о смерти Емельянова героиня затухает. Её эмоции находят себе место только в терзании души, в беззвучных невидимых слезах, в разговорах с погибшими товарищами, в вопросах о своём несчастье и надежде на то, что любимый всё-таки жив. Любой её шаг в мизансцену — «чорт знает что такое!». Зотова живёт в окружении злости и пошлости. Мерзкие мужчины, способные предложить только увлекательный экскурс в свою квартиру на одну ночь под лозунгом «Хотите? Могу!». Глупые и завистливые женщины, чьи головы «забиты» капроновыми чулками и мечтами о Париже.

Интересно, что главному злодею Вальке Брыкину режиссер отвел более значительную, сквозную роль: он становится подобен главной героине и её образу гадюки. Он выживает везде, где имеет шанс выжить. Герой настолько пластичен, что успевает меняться в соответствии со скачками смутного послереволюционного времени. Ария «Сусальная Россия» — это зеркало души человека, который хотел выжить и оставить за собой право главенствовать над судьбой, «право первой ночи»; это осмысление России и её лейтмотивов во время Гражданской войны.

Безысходность, которой дышит полумрак сцены, изредка прерывается кротким полушепотом: «Неужели у Господа Бога на двоих не хватило любви...». Это давно не вопрос, это попытка Зотовой самой себе объяснить причину своего несчастья. Она заключает: «жива, когда люблю» — и решает возродиться, восставая не просто из-под руин — из пепла. Появляясь в своей буквально третьей новой жизни в элегантном синем платье, она заставляет окружающих посмотреть на себя женщину.

В ответ – видит изрядно подурневшего и располневшего Емельянова, выступающего с трибуны с пламенной речью. Только не о героическом сражении, не о романтике смертельного боя за правду, а о повышении темпов производства на благо новой России, о цифрах и процентах. Едва успевшая начаться третья жизнь терпит последнее грандиозное крушение о единственный свой смысл.

В зале — всхлипывания и тихое сопение.

Перед героиней проносится весь её недолгий путь, её проклятие — все едкие постулаты, сформированные обществом и неотступно сопровождавшие её. Перед зрителем — открытый финал и кроткий вопрос: «Неужели у Господа Бога на двоих не хватило любви?»

В очереди в гардероб: «… точно запомню этот спектакль на всю жизнь …»

Фото с сайта Новосибирского музыкального театра