В туманы уплывают поезда,

Скрываясь, оставляя след из дыма.

Вокзалы старые не трогают года:

Величье их и вечно, и ранимо.

Пустой перрон, оставленный толпой,

И ты стоишь, поникший и печальный,

С опущенной от мыслей головой

И взглядом, устремленным вдаль, прощальным.

Поникли плечи, челка скроет слезы,

Ведь это важно: плакать не пристало.

В руках – давно отцветшие мимозы,

Пушинки, как она их называла.

Проходят годы. Да и как им не идти?

Ты вырос: уж мужчина, не мальчишка,

И все стоишь, не в силах вновь уйти:

Бывает вера в чудо сильной слишком.

Она сказала, что приедет в мае.

Она сказала: «Сын, расти и жди.

Когда зимы суровой снег растает,

Тогда вернусь, и будем вместе жить».

Он ждал ее. И через год, и через годы.

И каждый день о ней лишь видел сны,

И майского вокзала видел своды,

И женщину с ребенком у реки…

Он ждал ее, так честно, так наивно,

Он ждал ее, как может лишь дитя.

Он ждал ее. Пусть было очевидно:

Она уж не вернется никогда…

В туманы уплывают поезда,

Скрываясь, оставляя след из дыма.

Вокзалы старые не трогают года,

Как мать в воспоминаньях сына.