В начале было Слово.
Евангелие от Иоанна

«О счастье мы всегда лишь вспоминаем, а счастье – всюду…», – как точно и удивительно правильно сказано у Есенина! Мы стремимся к счастью, понимая его как нечто заведомо далекое, как нечто априори глобальное, даже несоразмерное порой хрупкому человеческому существу, нечто так часто внешнее, вроде успеха, достатка, громкого имени, общественного уважения. Но разве должно счастье обязательно исходить только извне, заслуживаться не иначе, как непосильным трудом, или же падать из некоего рога изобилия? Не можем ли мы сами вынашивать счастье и источать его? Не можем ли мы сами радовать души, врачевать сердца и нести свет – но Словом, прекрасным, могущественным словом?

Наш порой до грубого материальный мир привил нам калечащую черту – научил недоверчивости, даже презрению к Слову, лишил его прежнего обаяния, а у нас отнял счастье владеть им, обращаться с ним, восхищаться им. Печальная, невыносимая ошибка! Мы ценим мысли наши и чувства, но что, как не Слово, позволяет им существовать вовне, что, как не Слово, возводит мосты между людьми?

Как часто мы невольно соединяем понятия любви и счастья, грезим о духовном родстве, о сердечных бурях, о возвышенных и радостях, и печалях – но неужели возможно это без Слова, что выпускает чувство, освобождает его из плена немоты? Каких высот счастья достигает влюбленный, слыша заветные фразы, – и как мучается, не слыша их! Так часто пытаются лишить слова их ценности, отнять особенное, неповторимое обаяние каждого из них, нас хотят уверить в их пустоте, но – да отрежут лжецу его гнусный язык! Слово – носитель чувства. «Душа моя» – уже счастье, сознание сокровенной близости; «душа моя» – часть меня, лучшая моя половина, неотделимая, только если вырываемая с болью. А эти бесчисленные «ласточки», которые так ласково перебирают любящие в беседе! Ласточка – вестница весны, чистая, свободная птица; «ласточка» – принесшая весну в сердце, даровавшая восторг полета! Что же здесь, как не Слово, внушило счастье, разделив его между двумя душами?

О, можно дарить подарки – но что будет значить самый пышный и красивый букет без чувства, с которым его преподносят, и без Слова, которое это чувство выпускает? Можно раздаривать ласки – но они немы, они не могут полно выразить любовь; слова же способны гладить и дотрагиваться, способны согревать все человеческое существо.

Чувство всегда зачинается сердцем, но выражается Словом; и если у Чехова («О любви») эта самая любовь так и не стала счастьем от одного лишь безмолвия, то бесстрашный Овод Войнич и после смерти целовал возлюбленную – в письме, словом, доверяя бумаге свою печальную тайну. А чеховские герои – в жертву чему они принесли свое чувство, свое счастье? Светским приличиям, сухим и холодным, требующим молчания и тайны, а значит, несчастья, несчастья при полном благоденствии. Алехин жив и здравствует, но что с того? Он не может ни быть счастливым, ни дарить счастье – он осужден на немое страдание. Феликс Риварес мертв, но что с того? Его письмо навсегда осталось с Джеммой, его любовь будет жить вечно.

Впрочем, разве Слово предназначено лишь для счастья отдельных людей, разве не может оно править общим, великим счастьем? Мы бываем так счастливы искусством – но ведь и книги, открывающие нам окно в мир, эти волнующие сюжеты и порой отражающие нас герои созданы Словом! Мы хороним бедную карамзиновскую Лизу, становимся судьями Раскольникову, видим притягательную пропасть под ногами беспечной Элен Курагиной Толстого, заглядываем беззастенчиво во чрево Парижа Эмиля Золя – и все благодаря Слову! Даже самые трагические книги и самые горькие стихи дарят нам своеобразное счастье: погребая, мы взращиваем сострадание, верша суд, воспитываем справедливость, обозревая пропасти, учимся не упасть, заглядывая за завесы, постигаем правду, но главное – мы всматриваемся одновременно в самих себя, ловим ни с чем не сравнимый глубокий сердечный трепет, движение мысли. Иначе говоря, жизнь внутренняя, высшая пробуждается в нас Словом, его силами мастера могут отдать душу целому миру.

Но Слово повелевает не только абстрактными материями, не только чувствами – ведь что веками движет историей? Великий, невообразимый пример: девятнадцатилетняя крестьянка Жанна повела за собой королевскую армию силой Слова (Кто любит меня – за мной!), и без этого не был бы взят Орлеан, не было бы законного французского монарха; исполненное веры Слово подняло знамя с тремя золотыми лилиями. Слово было посредником между Идеей и Актом, чудодейственной силой, приводящей все кругом в движение. Кто взял Бастилию? Разгневанный народ. Но что придало гневу, стихийному и полудикарскому, форму судьбоносного деяния, что направило этот гнев? Слово, прекрасное, могущественное Слово. Символ тирании, пугающая тюрьма пала не под натиском толпы – ее стены обрушил звонкий голос молодого журналиста; королевский деспотизм, стоявший восемнадцать столетий, рухнул не под ножом гильотины – он был сражен хрупким трибуном, произносившим речи; Слово повело женщин на Версаль, оно установило Свободу, Равенство и Братство. Великие деяния начинаются великими речами.

Так какова все же истинная природа Слова, в чем заключается его неоспоримая власть? Слово начинает все в этом мире; оно обращает возвышенные идеи в грандиозные свершения, оно протягивает между людьми тонкие нити чувств. Слово призвано дать внутреннему жить вовне, а задуманному – воплотиться. Иначе говоря, оно являет собой изреченную душу, действующую мысль – счастливую или ведущую к счастью, принадлежащую не только одному человеку, но целому миру.